Продолжающийся более трех десятилетий афганский конфликт вступил в новую стадию своего развития. В июне 2011 г. было объявлено о начале вывода из страны американских войск и одновременно – о старте прямых переговоров США с движением Талибан. Эти известия дали основание для новой волны прогнозов о развитии афганской ситуации, большей частью пессимистических. Наблюдатели сходятся в том, что полный вывод иностранных войск из Афганистана в 2014 г. не приведет к окончанию конфликта, но может способствовать его очередному витку.
Истоки международного конфликта в Афганистане
Мало кто предполагал, что в середине 1970-х годов начался один из самых продолжительных и интернационализированных современных региональных конфликтов. По своей сложности он сопоставим с ситуацией на Корейском полуострове и конфликтом на Ближнем Востоке. Примечательно, что ни один из внешних участников афганской ситуации не смог полностью из нее выключиться, даже выведя свои войска. Афганистан дал начало и показал пределы многих международных начинаний.
Истоком конфликта в Афганистане послужил новый виток борьбы за власть в Кабуле между ведущими этническими группами – пуштунами и таджиками. Сдвиги внутри традиционной структуры власти в Афганистане на рубеже 1970–1980-х годов неожиданно оказались в центре международной повестки дня. Создались условия, которые способствовали вовлечению в эту вполне периферийную региональную ситуацию ведущих мировых держав. Силовой «перехват» власти или его попытка, происходившие в афганской политической жизни примерно раз в пятьдесят лет, на рубеже 1970–1980-х годов привели к тому, что тенденция усиления конкуренции СССР, США и КНР совпала с ростом политических амбиций ряда региональных держав (Ирана, Пакистана, Саудовской Аравии и ОАЭ). «Нащупывая» свое место среди действующих лиц региона, последние были склонны оказывать помощь афганским фракциям. Это побуждало правительство в Кабуле считать, что оно находится в эпицентре международной жизни, создавало соблазны и стимулировало к поиску казавшихся легкими силовых решений внутригосударственных споров. Все это в совокупности способствовало усугублению конфликта.
Начавшаяся в конце 1970-х годов интернационализация существенно усугубила внутригосударственный конфликт. За тридцать лет международное сообщество передало враждующим сторонам несколько десятков миллиардов долларов. Эти суммы сопоставимы со средствами, которые выделялись по плану Маршалла на послевоенное восстановление стран Европы. Однако в Афганистане они были использованы не на созидание, а на разрушение.
Несмотря на огромные инвестиции, вложенные в каждую из враждующих сторон, ни один неафганский сценарий развития событий – советский, американский, пакистанский, – в конечном счете, не возобладал. Очевидно, что «пакистанское тяготение» было наиболее значимым для афганской ситуации, но и оно оказалось тупиковым. Наблюдения 2009–2012 гг. показывают, что пуштуно-таджикское правительство Х. Карзая склоняется к независимой от США линии поведения. Пришедшее к власти при помощи американцев, оно вынуждено противопоставлять себя Вашингтону в поисках внутриполитической поддержки.
Важным конструктивным обстоятельством стало то, что национальные границы страны устояли. Потерпели неудачу как чаяния пуштунов на создание «большого Пуштунистана», так и надежды таджиков, которые в зените могущества Северного альянса при А.Ш. Масуде развивали идею «большого Таджикистана». Оба проекта, затрагивавшие безопасность всех участников региональной системы (прежде всего Таджикистана и Узбекистана), оказались несостоятельными.
Пределы мусульманской солидарности
В ходе конфликта были очерчены пределы мусульманской политической солидарности. В конце 1980-х – начале 1990-х годов на волне эйфории от вывода советских войск из Афганистана отдельные арабские монархии Персидского залива испытывали иллюзии по поводу того, что они могут выступить в роли стран-лидеров в Центральной Азии и на Среднем Востоке. Комплекс превосходства по отношению к отсталым странам региона побуждал арабские государства конкурировать за право оказать им международную помощь. Однако радикализация части афганских племен и – что более важно – вернувшихся на родину «арабских ветеранов» войны с СССР вынудила Саудовскую Аравию, ОАЭ и Катар руководствоваться в своей политике преимущественно соображениями собственной безопасности. Поэтому помощь арабских стран Персидского залива направлялась, главным образом, молодой «исламской теократии» талибов, но не боевикам Аль-Каиды.
Вопреки надеждам на модернизационный рывок, связанным с поступавшей в Афганистан в 2000-х годах международной помощью, в стране произошла существенная архаизация, которой не знали даже государства Центральной Азии, пострадавшие от гражданской войны. Деградация социальных институтов и сложившейся системы властных полномочий была катастрофической. В ущерб прибыльному, но технически трудно осуществимому в афганских условиях урановому промыслу архаизация вывела на первые позиции примитивное, но сверхприбыльное производство – выращивание опийного мака. Главное преимущество опийного производства перед урановым – его массовость. Всем миром тяжело добывать уран, но легко выращивать мак. Имея в числе производств преимущественно предприятия легкой промышленности (например, карандашный завод),
Афганистан являет собой болезненный пример для стран-соседей.
На протяжении последних десяти лет в политической, социальной и экономической жизни страны велся безуспешный поиск верного соотношения традиционных и современных ценностей. Поскольку модернизация не удавалась кабульской элите, она была вынуждена спекулировать на антиамериканских настроениях афганского общества. Это сочеталось с усилением пророссийских настроений. Среди распространенных ответов на вопрос: «Чем вам нравился СССР?», был такой: «Он воевал честно». Помимо тактико-стратегических особенностей ведения войны Ограниченным контингентом советских войск, афганцы вспоминали масштабные инвестиции, которые Советский Союз сделал в экономику Афганистана, прежде всего в образование, сельское хозяйство, строительство дорог и промышленных предприятий. Примечательно, что и афганцы, и пакистанцы воспринимали Россию как равновеликого США участника урегулирования. Доходило до того, что в ходе визита в Москву в мае 2011 г. президент Пакистана Асиф Али Зардари, вероятно, не вполне различая нюансы, в официальной речи трижды назвал Россию «Советским Союзом».
Фактор асимметрии и военная стратегия НАТО
Афганский конфликт обозначил пределы эффективности военно-силовых методов регулирования современных конфликтов низкой интенсивности. Понимание особого асимметричного характера войн в Афганистане пришло к руководству США только во второй половине 2000-х годов, когда война стала фактически перерастать в навязывание мира и модели политического устройства на американских условиях. В связи с этим начался пересмотр американской стратегии в конфликте, произошел сдвиг приоритета от военной победы к задаче «государство-строительства», стабилизации положения в захваченной стране.
Подобно тому, что происходило в 1980-х годах, в 2000-х годах в Афганистане фактически произошло сращивание международного и гражданского конфликтов (смешанный, «совмещенный» конфликт). США стали действовать наряду с его внутренними участниками как одна из автономных политических сил, оказывающая влияние на развитие ситуации на тех же основаниях, что и остальные. По своим функциям Соединенные Штаты, как ранее СССР, де-факто стали внутренним субъектом афганской ситуации, самым сильным в военном отношении, но лишь «еще одним племенем».
Конфликт в Афганистане способствовал торможению тенденции возрастания роли силы и военно-силового регулирования в международных отношениях на периферии мировой системы. США и наиболее боевитые страны НАТО осознали ограниченную эффективность массированных военных операций. В комплексе военно-стратегических культур НАТО на базе разработок темы современных «асимметричных конфликтов» началось движение от демократического «прозелитизма» силой оружия к более прагматической платформе.
Исходя из стремления сгладить противоречия по поводу иракского конфликта с ключевыми союзниками по НАТО, в 2003 г. США вовлекли Североатлантический альянс в урегулирование афганской ситуации, разделив с ним ответственность за поддержание безопасности и восстановление страны. Опыт совместного ведения боевых действий в Афганистане не был успешным. Это была первая война вне географической зоны ответственности альянса и первое применение пятой статьи его устава. Создалась ситуация, в которой отдельные страны НАТО, такие как ФРГ, впервые с 1945 г. оказались вовлечены в вооруженный конфликт. Поскольку опыт наземной кампании в Югославии так и не был получен, для НАТО Афганистан стал первой совместной наземной кампанией со времен войны в Корее. Негативный «афганский» опыт совместной сухопутной операции вынуждал Вашингтон и Брюссель быть максимально осторожными в вопросе наземного вмешательства в ситуацию в Ливии.
Взаимная неудовлетворенность стран НАТО от сотрудничества в Афганистане вкупе с разногласиями из-за вторжения в Ирак послужили решающим толчком к трансформации Североатлантического альянса, которая выразилась, прежде всего, в фактическом отказе от попыток военного взаимодействия только на основе Вашингтонского договора 1949 г. и переходе к тактике построения «коалиции желающих».
В результате операции в Афганистане американские вооруженные силы заняли стратегически важные позиции на северных сухопутных и южных морских границах Пакистана. Это значительно облегчало возможность опосредованного контроля над ядерным потенциалом Исламабада с перспективой его силового захвата в случае угрозы попадания ОМУ в руки исламских экстремистов или неконтролируемой эскалации в конфликте с Индией. Последнее было тем более вероятно, что механизмы управления ядерным оружием обеих держав оставались несовершенными и фактически носили не информационный, а организационный характер (средствами телефонной связи). В отсутствие у сторон эффективной системы предупреждения ракетных пусков любой крупный взрыв на территории враждующих соседей мог быть воспринят ими как первый ядерный удар. При том, что действия США на территории Пакистана косвенно провоцировали дестабилизацию страны, в 2000-х годах Вашингтон впервые оказался в удобном положении для того, чтобы побудить Индию и Пакистан в перспективе разработать систему взаимного контроля над ядерными арсеналами друг друга по типу той, что существовала на тот момент между Россией и США.
Перспективы «талибанизации» Афганистана и интересы России
Объявленное в июне 2011 г. начало вывода из Афганистана войск НАТО вызвало обеспокоенность участников региональной ситуации, однако не создало почвы для алармизма. Умеренности международных оценок способствовали три группы факторов. Во-первых, стороны исходили из позитивного прогноза сохранения территориальной целостности Афганистана. Во-вторых, ресурсы и амбиции приграничных государств (в частности Пакистана) больше не направлялись на поддержку исламских экстремистов. В-третьих, приграничные государства, в первую очередь Россия, на протяжении десяти лет ожидали вывода войск США из Афганистана, и поэтому решение Вашингтона не застало их врасплох.
Одной из основных задач политики России на афганском направлении остается борьба с наркотрафиком и трансграничной преступностью. В вопросе о перспективах «талибанизации» Афганистана Москва проявляет сдержанность. Россия не только не готова использовать силу, чтобы воспрепятствовать талибам, но и не торопится осуждать перспективу их возможного возвращения к власти. Вполне вероятно, Москве неудобно признавать, что в конце 1990-х годов в деле борьбы с наркотрафиком талибы фактически действовали параллельным курсом с Россией. Желательный для России возврат афганского правительства к борьбе с производством опиатов смягчает позицию Москвы по вопросу о составе будущего кабинета в Кабуле.
Другими задачами политики России в Афганистане являются содействие усилению пророссийских сил на севере и северо-востоке страны, использование потенциала сотрудничества с Индией для противодействия экстремистам, избегание военного вовлечения в регулирование ситуации и продолжение поиска путей равноправного сотрудничества НАТО и ОДКБ.
