Самая «прояпонская» страна смотрит в сторону Пекина

16 сентября президент Турции Реджеп Эрдоган поздравил премьер-министра Японии Ёсихидэ Сугу со вступлением в должность и напомнил ему о произошедшем ровно 130 лет назад трагическом событии, оставившем глубокий след в отношениях между двумя народами Турции и Японии. 16 сентября 1890 г. турецкий паровой фрегат «Эртугрул», находившийся в Японии с дипломатической миссией, попал в сильнейший шторм вскоре после выхода из Йокогамы и впоследствии затонул. Хотя из 609 членов команды погибло 533 человека, самоотверженные действия японцев по спасению турецких моряков и последующее обращение с выжившими вызвали исключительно тёплые отклики в Стамбуле. Эта история продолжает находить отражение в турецкой культуре, например, в кинематографе. В Японии также очень бережно относятся к памяти об этом событии. Ежегодно совершается траурная церемония у установленного в Кусимото памятника в 1891 г.

Турцию часто называют одной из наиболее прояпонских стран в мире. Однако, за исключением первой половины 2010-х гг., которую сейчас называют «золотым временем» в японо-турецких отношениях, серьёзных попыток конвертировать исторический бэкграунд во что-то более широкое, например, в сфере политики, пожалуй, не предпринималось, что, возможно, было и к лучшему. Хотя имела место кооперация в экономической сфере, в отдельных случаях весьма масштабная.

Токио стала беспокоить прогрессирующая непредсказуемость своего стратегического партнёра, а также его всё более заметное развитие связей с Пекином. Считая реально существующей военную угрозу со стороны Ирана, Турция в 2013 г. анонсировала переговоры с китайской China Precision Machinery Import-Export Corp. о содействии в создании собственной, автономной от НАТО, системы ПРО. В Японии, которая совместно с США занимается разработками в сфере ПРО, пришли к выводу, что любые контакты между Турцией и Китаем в военной области, даже при получении соответствующих гарантий от Анкары, несут в себе слишком высокие риски, связанные с утечкой чувствительных технологий.

В Токио, вероятно, рассчитывали, что динамика в отношениях между двумя странами, продемонстрированная в прошедшем десятилетии, станет свидетельством того, что проактивный пацифизм С. Абэ не ограничен региональными, антипекинскими целями. Турецкий кейс преподнёс не самый приятный урок политикам в Токио, показав, в частности, что членство Турции в НАТО не является залогом предсказуемости и последовательности её внешней политики.

16 сентября президент Турции Реджеп Эрдоган поздравил премьер-министра Японии Ёсихидэ Сугу со вступлением в должность и напомнил ему о произошедшем ровно 130 лет назад трагическом событии, оставившем глубокий след в отношениях между двумя народами Турции и Японии. 16 сентября 1890 г. турецкий паровой фрегат «Эртугрул», находившийся в Японии с дипломатической миссией, попал в сильнейший шторм вскоре после выхода из Йокогамы и впоследствии затонул. Хотя из 609 членов команды погибло 533 человека, самоотверженные действия японцев по спасению турецких моряков и последующее обращение с выжившими вызвали исключительно тёплые отклики в Стамбуле. Эта история продолжает находить отражение в турецкой культуре, например, в кинематографе. В Японии также очень бережно относятся к памяти об этом событии. Ежегодно совершается траурная церемония у установленного в Кусимото памятника в 1891 г.

Мирильяс Агаев:
Накопительный эффект: чем интересна «коронавирусная» дипломатия Турции

Два народа смогли показать остальному миру, что принцип «за добро платить добром» может быть актуальным в жестоком и циничном ХХ столетии. В 1985 г. турецкое правительство по собственной инициативе осуществило эвакуацию из Тегерана «Турецкими авиалиниями» порядка 200 японских граждан во время ирано-иракской войны. В 2006 г. японский премьер Дзюнъитиро Коидзуми лично вручил награды 11 членам экипажа турецкого авиалайнера. Япония активно участвовал в ликвидации последствий землетрясений в Турции 1999 г. И в новом столетии Турция откликнулась с предложением помощи Японии после землетрясения 2011 г. Турецкие спецслужбы совместно с Катаром организовали в 2018 г. возвращение из плена японского журналиста, которого удерживали более трёх лет в качестве заложника террористы, связанные с «Аль-Каидой» (запрещённая в России организация). Когда Ёсихидэ Суга от имени японского правительства благодарил Турцию и другие страны региона за поддержку, он уклонился от однозначного ответа на вопросы по поводу оплаты выкупа.

Турцию часто называют одной из наиболее прояпонских стран в мире. Однако, за исключением первой половины 2010-х гг., которую сейчас называют «золотым временем» в японо-турецких отношениях, серьёзных попыток конвертировать исторический бэкграунд во что-то более широкое, например, в сфере политики, пожалуй, не предпринималось, что, возможно, было и к лучшему. Хотя имела место кооперация в экономической сфере, в отдельных случаях весьма масштабная. Например, японские компании IHI Corporation и Mitsubishi Heavy Industries (MHI) при участии турецких и итальянских партнёров в 1985–1988 гг. соорудили над Босфором мост Султана Мехмета. Железнодорожный тоннельный переход Мармарай под Босфором, построенный в 2004–2008 гг. японо-турецким консорциумом при поддержке Японского банка международного сотрудничества, является уникальным инфраструктурным проектом, имеющим стратегическое значение.

В своём поздравлении новому японскому премьер-министру Р. Эрдоган также заявил, что он хотел бы совместно с господином Сугой вывести на более высокий уровень глубоко укоренившиеся дружественные отношения между странами, основанные на принципах провозглашённого в 2013 г. стратегического партнерства. Вместе с тем ранее, в январе 2020 г., министр энергетики Турции Фатих Дёнмез заявил о прекращении сотрудничества с Японией по проекту Синопской АЭС, который мог бы стать «визитной карточкой» вышеупомянутого стратегического партнёрства Японии и Турции. Контракт на строительство АЭС в Синопе был согласован турецким и японским правительствами в 2013 г. В консорциум по реализации проекта АЭС «Синоп», наряду с турецкой государственной энергокомпанией Elektrik Uretim AS (EUAS), вошли японские MHI и Itochu Corp., а также французские AREVA и Engie. На получение данного контракта претендовали и компании из Китая, Республики Корея, Канады.

Хотя С. Абэ особо подчеркивал, что Япония считает своим долгом поделиться с остальным миром уроками, извлечёнными из трагедии Фукусимы, а также способствовать безопасному использованию мирного атома, данный проект вызвал серьёзную критику как в самой Японии, так и за её пределами. Анкара запросила разрешение на обогащение урана и получение плутония. Данное условие было включено в соглашение, несмотря на то, что это создавало бы возможность получения Анкарой материалов, пригодных для создания ядерного оружия. Кроме того, была и опасность строительства АЭС в сейсмически неблагополучном районе. Правительство С. Абэ, осознавая серьёзность рисков, было намерено поддержать с помощью этого проекта японское энергомашиностроение, пытавшееся адаптироваться к реалиям постфукусимской эпохи. Кроме того, Токио намеревался продемонстрировать свои сильные позиции в нише экспорта комплексных решений (в инфраструктуре, ядерной и углеродной энергетике, переработке отходов), где наблюдается рост конкуренции со стороны Пекина. Токио и Анкара также договорились о подготовке турецкого персонала для АЭС и об открытии в Синопе турецко-японского технологического университета, которое, по всей видимости, всё же состоится.

Андрей Кортунов:
Реджеп Эрдоган на русском минном поле

Инициатором прекращения сотрудничества стала японская сторона. Ещё в 2018 г. появилась информация о намерении возглавляемого японцами консорциума выйти из проекта. В качестве причины было указано на двукратный рост стоимости проекта в связи с необходимостью изменения требований безопасности, а также из-за обвала турецкой лиры. Однако здесь нельзя исключать и наличие политической составляющей — Токио стала беспокоить прогрессирующая непредсказуемость своего стратегического партнёра, а также его всё более заметное развитие связей с Пекином.

В этой связи стоит упомянуть ещё об одном несостоявшемся проекте Токио и Анкары в такой чувствительной для японского общества сфере, как военно-техническое сотрудничество. Когда в 2011 г. правительство Ёсихико Ноды под давлением Вашингтона и национального ОПК объявило о смягчении существовавшего на протяжении десятилетий запрета экспорта продукции военного назначения, в Турции, не имеющей в силу ряда политических причин доступа к западным военным технологиям, начали рассматривать Токио как перспективного партнера в сфере ВТС. Турцию особенно заинтересовали японские наработки в сфере танковых двигателей. Обсуждение возможной кооперации в сфере ВТС способствовало расширению контактов внешнеполитических и оборонных ведомств двух стран, в том числе и на высоком уровне.

В мае 2014 г. президент Р. Эрдоган предложил вернувшемуся к тому времени в кресло премьера и приехавшему с визитом в Турцию Синдзо Абэ создать на её территории совместное предприятие TUSAS Engine Industries и MHI по разработке и выпуску двигателя для перспективного турецкого танка Altay. Новые возможности для подобной кооперации открылись после политического решения С. Абэ об отказе Японии от строгих самоограничений в сфере военного экспорта, о котором было объявлено уже в апреле 2014 г. Однако уже в феврале 2015 г., после визита С. Абэ в Турцию, стало известно об окончательном отказе сторон от дальнейшего обсуждения данного вопроса. В качестве основной причины указывалось на заявленную Анкарой возможность экспорта перспективного танка Altay в Пакистан и Азербайджан, что противоречило и новым подходам Токио к экспортному контролю. Впрочем, у Токио появились и другие причины предполагать, что попытка поддержать национальный ОПК за счёт сотрудничества с Турцией может нанести существенный вред собственным национальным интересам.

Считая реально существующей военную угрозу со стороны Ирана, Турция в 2013 г. анонсировала переговоры с китайской China Precision Machinery Import-Export Corp. о содействии в создании собственной, автономной от НАТО, системы ПРО. В Японии, которая совместно с США занимается разработками в сфере ПРО, пришли к выводу, что любые контакты между Турцией и Китаем в военной области, даже при получении соответствующих гарантий от Анкары, несут в себе слишком высокие риски, связанные с утечкой чувствительных технологий. Тем не менее в турецких военных ноу-хау японцы, видимо, всё же отметились. Mitsubishi Electric была выбрана для создания спутников связи Turksat 4A и Turksat 4B спутниковым оператором Turksat AS, которые были переданы заказчику в 2014 г. По данным китайских специалистов, TURKSAT 4B может использоваться и для управления турецкими боевыми дронами.

Важной составляющей в отношениях Токио и Анкары был и уйгурский фактор. Япония, которая фактически является единственной страной G7, не замеченной в особом внимании к правозащитной проблематике в целом, проявляет стабильный интерес к защите прав коренного населения Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР, составляющего порядка 10 млн человек. В Японии существует уйгурская диаспора. Официальная оценка её численности примерно в 3000 человек представляется заниженной. Также Япония регулярно предоставляет площадки для проведения различных мероприятий Японской ассоциации уйгуров. Хотя её численность составляет всего около 100 человек, действует эта структура весьма активно. В 2012 г. в Токио прошла ассамблея Всемирного уйгурского конгресса, который в Пекине считают террористической сепаратистской организацией. Ее проведение спровоцировало резкое обострение отношений между Пекином и Токио и демонстративную отмену японо-китайского саммита. Ранее подобные мероприятия никогда не проводились в Азии.

Артем Семенов:
Газ есть, а драки нет: готова ли Турция воевать за ресурсы Средиземного моря

На первый взгляд, подобные действия Японии полностью соответствуют интересам Турции, которая исторически позиционировала себя как защитница интересов тюркоязычных народов, предоставляя убежище десяткам тысяч китайских уйгуров. Однако в последнее время стала заметной сдержанность Р. Эрдогана по уйгурскому вопросу. Помимо того, что турецкий президент полагает, что за любой активностью тюркоязычных диаспор может стоять Фетхуллах Гюлен, дипломатия Китая сработала здесь весьма эффективно. В 2017 г. Анкара и Пекин подписали соглашение, предусматривающее экстрадицию преступников, даже если совершенное преступление является таковым только в одной из двух стран. В 2019 г. Турция арестовала сотни уйгуров и отправила их в центры репатриации, правящая Партия справедливости и развития (ПСР) и её партнеры из Партии националистического действия (ПНД) заблокировали решение оппозиции о создании специального комитета в парламенте для расследования ситуации с уйгурами в Китае. Кроме того, появилась информация о депортации уйгурских активистов в третьи страны, откуда они могли быть выданы Китаю.

Уступчивость Р. Эрдогана требованиям Пекина обусловлена его растущей потребностью в китайских инвестициях в то время, когда западный капитал покидает турецкие рынки. Китай при этом намерен сделать Турцию важной частью инициативы Пояса и пути. В настоящее время Китай активно участвует в развитии инфраструктуры Турции, вкладывая значительные средства в проекты вокруг Стамбула. В городе, связывающем Европу с Азией, такие инвестиции могут оказаться жизненно важными для торговых путей Китая на Запад. Построенный с помощью японцев тоннель Мармарай, который рассматривался как часть трансконтинентального коридора от Великобритании до Республики Корея, теперь может войти в транспортные коридоры Пояса и пути. Китайские грузовые поезда теперь идут под Босфором в Европу, в то время как Китай владеет 65% долей в третьем по величине контейнерном порту Турции, Кумпорте на европейской стороне Стамбула.

В Токио, вероятно, рассчитывали, что динамика в отношениях между двумя странами, продемонстрированная в прошедшем десятилетии, станет свидетельством того, что проактивный пацифизм С. Абэ не ограничен региональными, антипекинскими целями. Турецкий кейс преподнёс не самый приятный урок политикам в Токио, показав, в частности, что членство Турции в НАТО не является залогом предсказуемости и последовательности её внешней политики.